Но тут же одернула себя. О какой ерунде она задумалась, когда Ланс на дне? Работать нужно, эмоции раскачивать.

Вспомнилось недавнее погружение, дно, лучи, похожие на свет прожекторов на крышах торговых центров ее мира. Вспомнился давешний сон-видение про Бету, ожили воспоминания о миграции, родная ячейка, опустевшая с отъездом родителей, неверный Борька, день подключения к макросети…

Вспомнился городок Васильков из детства, садик возле дома, солнечное утро, май. Ей четыре года, в аэропорту за городом начинается воздушный праздник, и девочка торопит родителей. Ей никак не хочется пропустить запуск воздушных шаров. Мать выходит на крыльцо, что-то отвечает невпопад любознательной дочке, отвлекается и подворачивает ногу, ломает каблук.

В результате отец ругается на мать, мать кричит на Дорофею: мол, именно из-за глупого вопроса дочери она оступилась. Естественно, никакого праздника. К маме приезжает врач, прописывает компрессы на потянутую ступню и ушибленное колено, Дора, тогда еще просто Маша, наказана. Она сидит на чердаке возле пыльного витражного окна, смотрит на кружащие в отдалении самолетики и цветные точки воздушных шаров и плачет. И именно в тот момент нечто вторгается в ее сознание. Нечто взрослое, чуждое, любопытное. Оно смотрит на мир глазами Маши, удивляется иглам далеких небоскребов, радуется попаданию в развитый мир и… И тут девочку окликают. Мать, опираясь на лыжную палку, поднимается по лестнице и просит у дочери прощения за собственную неуклюжесть, за испорченный праздник… И чуждое нечто уходит, растворяется в наивной детской радости.

Дора вскрикнула, сорвала с головы обруч и ошалевшими глазами уставилась на удивленного Никитина.

– Вы можете убить меня, можете судить! Но я не она! Я другая, – выпалила она, высвобождая руки из металлических захватов. – Я не помню ее сущности, ее характера. Я помню только имя Дарья Фелисия Ярис, рабочий псевдоним Дельта.

– Что? – в рации взвыл Ланс. – Ты Дельта?

– Дожили, – повернулся к ней Никитин. – Добро пожаловать, Дария Фелисия. До-ро-фея. Вот откуда твое второе имя и тяга к приключениям.

– Я только сейчас вспомнила, – повинилась она. – Я вообще не знала про это, забыла напрочь, а сейчас…

– А сейчас устроила бурю на дне, оборвала связь и вырубила электричество, как минимум на пару часов во всем городе.

Будь Дора не на корабле, она бы выбежала прочь, хлопнула дверью, обиделась. Но тут путей к отступлению не было. Нужные слова оправданий на ум не приходили.

– Ишь, какая колючая! Иглы повыпустила, кактусенок вредный, – рассмеялся профессор. – Ты все правильно сделала, что окружающую энергетику «раскачала», метеориты пробудила. Ланс насобирал осколков. И что призналась – верно. Ты оказалась сильнее и жизнелюбивее Дельты, растворила ее личность в своей, не допустив слияния. Лансик тебе потом объяснит, как это происходит.

Теплая сильная ладонь накрыла ее сцепленные на коленях руки, и девушка почувствовала себя уверенней.

– Обалдеть, – вздохнула за спиной потрясенная Машка. – Выходит, ты окончательно не я.

– Она и не была тобой, – улыбнулся Никитин. – Пошли Ланса встречать и ворчуна Бронислава.

24 июня. Барск. Дора. Ника

Два следующих дня слились для Вероники в череду суматошных перемещений по городу, «душевных» бесед и споров до хрипоты с помощниками. Ноэль заграбастал Ланса и Броню и мастерил нечто в одной из университетских лабораторий. За ними приглядывали военные ученые, но в целом руководство одобряло работу этой разношерстной компании.

Дорофее пришлось и того тяжелее. Ее допрашивали шестеро городских сенсов, включая Никиных помощников, двое приезжих, включая Марата, несколько психологов. В Центре клонирования для этого выделили просторное шестиугольное помещение без окон. Приглушенный розовый свет, тяжелый запах мужского одеколона от лысого старичка с надломленным голосом, мягкий ковер, на котором вокруг девушки, словно вокруг новогодней елки, расселись ее мучители… они еще долго преследовали Дору в беспокойных сновидениях.

Сенсы методично копались в ее мозгах, выуживая на белый свет то, о чем мигрантка давным-давно забыла, заставляли проживать жизнь снова и снова, анализировать и переоценивать поступки, искать в них червоточинку, то есть влияние проклятой Дельты. Всплывали детские обиды и шалости, подростковые ссоры и драки, конфликты родителей, грезы о путешествии куда угодно из мира «наступившего будущего», попытки побега в мир иллюзий макросети, хакерские атаки, союзы и предательства на ее виртуальных просторах. Порой девушка забывала, где находится, старалась переиграть прошлые неудачи, плакала и смеялась, мечась в урагане переживаний. Но разве вырвешься, сорвешь прочные канаты чужой воли, когда и дышать-то больно?

Изредка ей давали передышку, погружали в состояние гипноза, и тогда безнаказанно шуршали увядшей листвой ее воспоминаний, надеясь выудить среди них нечто ценное. Тот же надушенный старик, без устали вращавший в левой руке три хрустальных шарика, словно злой волшебник из легенд, усыплял ее, каркающим голосом отсчитывая от десяти до одного. И что выспрашивал у нее, бессознательной, не догадаешься даже.

– Терпи, – шептала ей Ника, изредка прибегая проверить, как дела у подопечной, иногда участвуя в допросах. – Сама знаешь, это не баловство.

Дорофея знала. Рассказ Ланса о сотнях погибших и Никин – о грядущей войне были свежи в памяти. Оттого собственные неудобства казались мелочью, не стоящей волнений.

Спасибо Машке и Лансу они поддерживали ее два дня, развлекали, пока она отлеживалась между дознаниями в палате, мучимая головными болями.

Ланс приезжал, едва выдавался перерыв в экспериментах Ноэля, сидел рядом с измотанной девушкой, подложив ей под спину подушки, держал за руку, угощал фруктами и шоколадом, утешал как мог.

В тот вечер он тоже был рядом, повесил над окном «ловца духов», «чтобы прогнать кошмары», шутил, хвастался успехами Роберта, умудряясь умалчивать о своих. Даже не сразу заметил, что в палату вошла Вероника в сопровождении своего помощника Сашки.

– Поздравляю, – объявила она Доре, – тебя признали «чистой». Дельта, видимо, растворилась в твоей личности.

Рыжина волос наставницы сливалась с таким же рыжим длинным платьем, тени под ярко накрашенными глазами придавали лицу демоническое выражение, зато голос звучал чересчур довольно.

«Не может она мне одной радоваться, – подумалось Дорофее. – Здесь еще что-то куда более весомое».

– Я знал это! Чувствовал с самого начала! – счастливо сообщил Ланс. – Окончательно поверил, когда с тобой в батискафе погрузился.

– А до того момента подозревал? – невольно разозлилась девушка. Конечно, обижаться глупо, но она-то вообразила, будто между ней и Лансом с момента знакомства установилась прочная невидимая связь. «Нафантазировала, дурочка», – мысленно укорила она себя.

– Я не успел узнать тебя, – ринулся оправдываться парень. – Но с первого мгновения надеялся, что ты – не она!

Ника понимающе покачала головой и удалилась, оставив парочку выяснять отношения.

В небе догорели последние закатные угли, в приоткрытую створку окна вползала сырость вечера. Сегодня дважды шел дождь, как рассказывал девушке ее собеседник многих-многих лет от роду, но такой юный и симпатичный, что не получалось относиться к нему, как к дедушке. Он и сам ведет себя точно Дорин одноклассник.

– Говори теперь, – нахмурила брови Дорофея.

Но разве сенса проведешь? Вон искорки в глазах пляшут. Знает, хитрюга, она не может на него долго сердиться.

– Мне пора, прости. – Он поцеловал ее в макушку. – Док будет ругаться.

– Я провожу. – Девушка спрыгнула с небрежно застеленной кровати.

Ланс успел подхватить ее прежде, чем Дора потеряла равновесие. Голова заболела и закружилась с новой силой, в виски вонзились тысячи раскаленных сверл, завибрировали, загудели, силясь расколоть череп.