– Ты возвращайся к нам обязательно. Там было плохо, а здесь мы всегда рады тебя видеть, готовы помочь и поддержать.

– Я подумаю, спасибо, – осторожно поблагодарила ее Дорофея, удивляясь такой перемене. Прислушалась к Махе. Ух ты, не ревнует, даже хочет ее возвращения! Куда катится мир? Если бы еще и он выжил…

Захлопнув ноут, Машка первой решила выяснить отношения.

– Может, я эгоистка, – заявила она, упаковывая ноутбук в сумку, – но у меня никогда не было сестры. Это необычно – заполучить близнеца в шестнадцать лет. Ты мне нравишься, ты прикольная воображуля и зануда. Она открыла дверь и вдруг ехидным голоском добавила:

– Если Ланса починят, а ты не вернешься, так и знай, я его заберу себе! – Маша показала клону язык и скрылась в коридоре.

Вот неисправимая поганка!

Дора фыркнула, вылезла из-под одеяла, кое-как оделась и, пошатываясь, побрела из палаты в другую часть лазарета, где мучился Ланс. Его боль багровым маревом растекалась по коридору, пульсировала, простирала щупальца к чувствительным сенсам и природным психологам, покалывала в верхних позвонках и в затылке, будила желание плакать и жаловаться. И оттого было невыносимо одиноко, страшно. Сознание мутилось, хотелось отгородиться от чужого отчаяния и в то же время броситься на помощь, всеми силами облегчить муки. Только это невозможно, Дорофея четко знала. Как и то, что умирающий Ланс периодически думал о ней. В эти мгновения девушке хотелось сесть на пол и кричать – от его мучений, от несбывшегося – того, что могло случиться между ними, не наделай они оба глупостей.

– Сюда нельзя, – остановила ее медсестра у дверей палаты. – Мальчика готовят к клонированию.

– Как он? Поправится?

Дора привалилась плечом к стене, с облегчением понимая, боль отступила, рассеялась. Встреча с медсестрой будто возвела барьер между ней и Лансом.

– Это врачам решать, – отмахнулась женщина, вытащила из кармана халата связку ключей, отворила дверь в подсобку.

Ясно, не тревожить, не отвлекать. Может, облегчат страдания Ланса.

– Где Ника? – не отставала девушка. Наставница не чувствовалась рядом.

– Уехала со столичным начальником. Шла бы ты отсюда, девочка, не отвлекала. – Медсестра указала ей на дверь. – Сейчас клонов для новых пилигримов на тесты привезут, а ты проход загораживаешь.

Да, у всех свои дела. А ведь она даже не поинтересовалась, получилось ли отключить «метеорит»? Ноэля не вычислить, но Соловьев где-то рядом, парой этажей ниже. Навестить, что ли?

Дорофея знала – стоит остаться одной, она вновь настроится на боль, окунется в пучину терзаний – Ланса и своих собственных. Это ужасно – знать, что все могло быть иначе, свяжись она вовремя с Никой! В голову лезли тяжелые мысли и страхи, выматывая сильнее многочасовой пробежки. Сознание раз за разом проигрывало маршрут от университета до библиотеки и дальше – до читального зала, где поджидал юных мигрантов безжалостный Гамма.

Кажется, Соловьев здесь, за непрозрачными стеклянными дверями. Хотелось надеяться, что рядом с великаном ее терзания наверняка покажутся меньше. Вон как бурлят страсти: Броня спорит с кем-то, слов не разобрать, но интонации командные. Настроиться на него, отвлечься – чем не выход?

Девушка решительно потянула на себя поцарапанную пластмассовую ручку и вошла в просторную комнату, больше похожую на беседку, нежели на рабочий кабинет. С прозрачного потолка, под которым по леске вилось пышное растение, свисали бледно-желтые гроздья цветов вперемешку с многочисленными мелкими фонариками. Цветущая лиана сползала на стены, местами дотягивалась до пола.

У прозрачной, как в Никиной квартире, стены на столе стоял большой аквариум с рыбками. Спиной к аквариуму по-турецки восседал Сашка, Никин помощник, с аппетитом жевал из пакетика соленые кальмары (по мнению Доры – редкостную гадость).

За искусственным фонтанчиком, точно позируя для героической скульптуры или картины, возвышался Бронислав, закованный в костюм для перемещений. Покрытые металлом сапоги от «скафандра» для миграции стояли в стороне. Штаны «скафандра» едва закрывали колени Брониных босых ног, а обшитая металлом верхняя часть не сходилась на груди. Шлем Соловьев напялил на голову, отчего казался нелепой пародией на супергероя из сетевого шоу для домохозяек.

Возле гиганта, привставая на цыпочки, хлопотал Роберт, пытаясь подогнать костюм по размеру. Неугомонный Соловьев вертелся в тщетном стремлении разглядеть, что там мелкий делает, но из-за шлема не мог, а избавиться от консервной банки на голове не выходило – к ней крепился ворот металлической рубашки.

Дора присела в сторонке, наблюдая за их мучениями, слушая Сашкины шуточки и ворчание обоих профессоров. Как они вообще могут так себя вести, когда Ланс там лежит больной? Кстати, девушка невольно отметила, что великан уже более миролюбиво относится к коллеге, даже с толикой уважения. Видно, сработались.

– Дорофея, ты к нам на помощь пришла? – отвлекся на нее Роберт, привинтив к металлической рубашке очередную пластину. – Ты как, держишься?

– Вы, я посмотрю, даже не переживаете, – уколола она.

– Не считаю нужным тратить время на охи-вздохи, если они бесполезны. – Он пошарил рукой в коробочке с инструментами и раздраженно бросил через плечо: – Саш, хорош чавкать, подай крепеж. Возле тебя там банка.

– А вы только полезные эмоции испытываете? – удивилась девушка. – И как меряете – полезная она или вредная? Поделитесь системой.

Уголки губ Ноэля на миг дрогнули, но он отвернулся, проигнорировав вопрос, и Дорофея окончательно уверилась – с этим человеком очень сложно общаться.

– Получилось у вас отключить метеорит? – Девушка решила не оставлять в покое необщительного профессора. – Больше не будет мутаций?

– Пока только заглушили. О, черт, Броня, не дергайся, ради тебя стараюсь, дылды двухметровой. Захотел путешествовать, терпи! – загремел инструментами Ноэль. – Над отключением еще думать и думать. Но сигнал сейчас практически нулевой. Нужен сильный электромагнитный импульс, который бы спалил связи в начинке «метеоритов». Как это сделать, не устраивая по всей Земле ядерной зимы, я еще не решил.

– Спорим, до утра придумаешь? – прогудел из шлема Соловьев. – У тебя это как бы между делом получается.

– Есть такой талант, – кивнул Роберт.

Дора вдруг напряглась, ощущая грядущую бурю, отступила к стене, чтобы не задело, приготовилась в случае необходимости слиться с местностью, испариться из поля зрения. Потому что тайфун, мчащийся на их комнату, был действительно страшен.

– Ой-ой-ой, шеф вернулась, – предупредил Сашка, отложил пустой пакетик из-под кальмаров и передвинулся за аквариум, понимая – дезертировать уже не получится.

Дверь распахнулась, громко хлопнув о прикрученный к полу фиксатор. Ворвавшийся в кабинет рыжеволосый ураган притормозил, выбирая жертву, и всей сокрушительной мощью обрушился на Ноэля-Никитина.

– Ты знал! Нет, ты знал, не отнекивайся! Ты один из них? Связной, шпион, пособник? Я верила в тебя! Да что там, мы все верили! А ты все это время был в курсе событий, шпионил, высматривал, пакостил! Так? – выпалила она.

Глаза Вероники стремительно меняли цвет с сапфирно-синего на изумрудный, потом превращались в темно-малахитовые и начинали обратную метаморфозу, набирая синеву. Черты лица сделались жесткими, заостренными, хищными… Не человек – рысь, умеющая затаиться среди ветвей, выследить добычу и рухнуть вниз, вонзая когти в беззащитные участки тела обреченной жертвы.

– Ты предатель! – продолжала она, наставляя на опешившего Роберта пистолет. – По законам военного времени я имею полное право тебя посадить под замок, пытать, добиваясь правды, а после – пристрелить! И никто меня за это не осудит!

– О чем ты? – Ноэль выглядел удивленным и растерянным, явно не считая себя виновным в чем бы то ни было.

Остальные свидетели бури боялись лишний раз вздохнуть, дабы не навлечь на себя буйство стихии.

– Объясни, как ты умудрился попасть Гамме трижды именно в те места, где у него были имплантированы части портативной установки ретросдвига? – не унималась Ильина, наступая на Роберта.